Хамсин

День в Иерихоне


Всечестной матери игумении и сестрам
Елеонского Спасо-Вознесенского монастыря в Иерусалиме,
чья забота, терпение и любовь были почвой, влагой и солнечным светом
для этого малого плода.

Если вы встали сегодня до солнца, и когда, словно с неба, с высоты колокольни загудел колокол, заторопились по оливковой аллее в монастырскую церковь, задержите шаг и поглядите кругом, на юг, где по холмам вдоль Кедрона разсыпалась мозаика предместий, и дальше к востоку, где за бугристой далью Иудейской пустыни -- провал долины Иордана и котловина Мертвого моря: в розовых лучах восхода между небом и землей вы увидите нежную вуаль цвета чайной розы, словно с какого-нибудь шедевра классической китайской живописи.

Не спешите, однако, выражать свое восхищение. Это не утренний туман, не романтическая дымка на строгом лице пустыни, не золотая тучка на груди песчаных холмов. Это злой бич палестинской земли, чума воздушных масс, желтая мгла -- хамсин.

Ветер из аравийских пустынь несет сюда тончайшую пыль, которая, кажется, пронизывает всю вселенную. Зимой хамсина не бывает, зато летом к пыльной мгле добавляется палящий, удушающий зной. Нынешний хамсин -- открытие сезона.

Видимость во время хамсина меняется быстро и незаметно. Вот, вроде бы, все расчистилось -- только над горизонтом висит угрюмая пелена, -- а вот уже опять скрылась роща на вершине ближнего холма, и кругом ничего нет, кроме слепой грязно-желтой мглы.

Теперь я понимаю смысл сказанной кем-то таинственной фразы: "Сегодня хамсин, все больны". Его влияние, однако, не сводится к болезням дыхательных путей и тепловым ударам: есть целый ряд характерных клинических явлений, первое место среди которых в наше время занимает депрессия. Впрочем, для изрядной депрессии вполне достаточно сравнить небо во мгле с состоянием души современного человечества. Хамсин -- превосходная метафора для омиршвления в его нынешней фазе: вроде бы видим, но нечетко, не все и не всегда, в зависимости от силы ветра...

-- Врачи говорят, во время хамсина надо закрыть двери и окна и не выходить из комнаты, -- разсказывает о. Зосима и грустно усмехается. Действительно, смешно подумать: монастырское хозяйство требует заботы почти круглосуточной. Сейчас в монастыре много паломников, и каждый рад чем-нибудь помочь, особено же те, кто не имеет возможности внести денежное пожертвование на гостиницу и трапезу. Вот так и мне досталось послушание: в шестую седмицу Великого поста ставить копны на Елеонской горе.

Жаль, мало кто из русских, даже знакомых со Св. Землей, бывал в Елеонском Вознесенском монастыре: не та юрисдикция... По-английски слово "юрисдикция" в православном контексте постепенно становится ругательным (я сам стараюсь не употреблять его без кавычек). И недаром: полдюжины епископов, состоящих друг с другом "в сложных отношениях" (например, молебен вместе служат, а литургию -- нет), на средних размеров американский город -- давно знакомый горький плод ХХ столетия. А теперь вот и русским пришлось с ним столкнуться в Эстонии, на Украине...

Так что не подумал бы ли кто из русских читателй, что на вершине Елеонской горы раскинулись заокские луга. Для работы мне понадобились не столько деревенские, сколько горно-туристские навыки: "Самозадержание посредством вил и граблей при падении на каменно-травянистом склоне", что-нибудь в таком роде. А кто же так мастерски выкосил эти склоны, что даже о. Зосима не перестает удивляться? Четверо иеромонахов из Румынии. Cудя по качеству, объему и скорости работы, и по тем усилиям, которых она стоила, вопрос "юрисдикции" не сильно их безпокоил.


В среду, однако, мне пришлось оставить свою сельскохозяйственную должность. Дело в том, что прихожане в Бостоне дали мне наказ: "Будешь в Св. Земле, поезжай в Иерихон, посмотри, разузнай все сам... Мы за них здесь каждый день молимся -- а что там происходит?"

Интересен ли этот вопрос верующим в России? И если да, то как "частный" или как "общий"? Поясню на известном примере. Некие супруги праздновали золотую свадьбу; ведомо же было про них, что всю жизнь свою они прожили без раздоров. И вот, снисходя к настоятельным просьбам гостей, юбиляр делится опытом:

-- Мы с женой никогда не смешивали частных вопросов с общими. Она отвечает за частные вопросы: магазин, кухня, стирка, квартира, сберкнижка, родители, дети и проч. А я -- за общие: гибель Атлантиды, жизнь на Марсе...

За границей большинство видит здесь "частный вопрос", и на мой взгляд это правильно. Ради "общего вопроса" никто не стал бы посылать меня в Иерихон. И, кстати, сосед по комнате в монастырской гостинице, мужчина вовсе не склонный к излишним эмоциям, признается:

-- Я раз пять открывал номер "Вестника" со материалами о зимних событиях в Иерихоне и закрывал, не дочитав. Не могу... слезы душат.

На столе в нашей комнате -- интернетовская перепечатка статьи В. Романова из журнала "Радонеж" "Зарубежный синод трубит в иерихонские трубы". Буду ли я на нее отвечать? Нет. Не только ради того, чтобы последняя неделя Поста прошла в мире и собранности, но и ради автора, г-на Романова, который объявил Стамбул "эпицентром Турции" (приписав тем самым Турецкой Республике либо небесное, либо преисподнее бытие; и то, и другое весьма любопытно для геополитиков) и, попеняв на недостаточную финансовую обезпеченность русского разсеяния против "армянских миллиардеров", возрадовался от имени Церкви о рукосуйной операции против иерихонских монахинь: с паршивой, дескать, овцы -- хоть шерсти клок. Замечу только, что статью о "иерихонских трубах" размножает и распространяет так называемая "Истинно-Православная Церковь" (одна из них, не знаю, какая именно): в параллель известной пословице, с такими противниками, как г-н Романов, "истинным" не нужны сторонники.

Не надо спорить с г-ном Романовым, по крайней мере сейчас. И не надо о нем плохо говорить и плохо думать: он выразил реально существующий взгляд, который мы все обязаны учитывать. Насколько он распространен? Не знаю. Зато вот вам другой взгляд, сопряженный первому: в ответ на упоминание о журнале "Радонеж" некий новообращенный представитель недообезпеченного российского разсеяния с неподражаемой интонацией тянет: "Что это, Московская патриархия?..." Продолжая тему противников и сторонников, о. Эндрью Филлипс (Зарубежная Церковь, Англия) высказался так: "Зачем нам безпокоиться о любви к врагам, если мы столь изощрены в ненависти к братьям?"

Переубеждать не будем ни того, ни другого. Чужим умом не проживешь: переубеждение человека -- процесс внутренний, окружающие могут лишь ему помочь или помешать. Поэтому попытаемся только а) избежать злобы к тому или другому; б) узнать, в чем причина их слепоты; и в) решить, что нам в этой связи делать, здесь и сейчас.


Так вот я и решил не откладывая отправиться в Иерихон. Миновав рентгеновский взор привратника Мустафы, выхожу из ворот монастыря на кишмя кищащую народом тесную площадь, выстаиваю очередь к автомату и набираю номер сестры Марии Стефанопулос, одной из тех, кто в Иерихоне принял на себя первый удар не только в переносном, но и в прямом смысле. Знаком я с ней не был, понятия не имел, где она находится, чем занята, какие у нее планы, -- но словно шестерни в коробке скоростей включились в работу от движения рычага: я спускаюсь в Гефсиманский монастырь, встречаю сестру Марию, и вот уже мы минуем отметку "Уровень моря" на шоссе Иерусалим -- Иерихон.

Иерихон лежит глубоко в долине Иордана, лишь немногим выше Мертвого моря, -- так что хамсин здесь особенно тяжел и плотен, словно оттеняя угрюмую слепоту, которая расползается по миру из монастырского сада и часовни, где Спаситель некогда вернул зрение слепому Вартимею. Вера помогла ему; он прозрел и пошел за Христом. Потому, может статься, не прозревают нынешние слепые, что они не склонны следовать примеру Вартимея?...

Впрочем, никакой угрюмости не заметно в "кибитке" -- крошечном вагончике-прицепе у дальних ворот сада под охраной мирно дремлющего на стуле палестинца с автоматом при двух снаряженных магазинах. Настроение здесь -- "Благословлю Господа на всякое время". Братья Василий (русский) и Джеймс (американец), как и сестра Мария (гречанка), достаточно повидали и перенесли, чтобы быть готовыми ко всему. Но не заметил я у них и тени нерешительности или фатализма: будучи хорошо знакомы с неопытной и безалаберной (а подчас и хуже того) палестинской администрацией, они понимают, как много зависит от четкости и уверенности их действий.

Угостив меня чаем и соком (во время хамсина полагается много пить), население кибитки провожает меня "на ту сторону". Туда можно пройти прямо по аллее, но бр. Василий советует мне "официально" отрекомендоваться у главных ворот. За старинными зелеными воротами с надписью "Русская Духовная Миссiя" -- большое двухэтажное здание, где идет ремонт: кажется, здесь расположится российское консульство (или посольство -- но будет ли Иерихон, с виду как степное село, столицей Палестины? И будет ли Палестинское государство?...) Меня встречают две монахини, сестры Августа и Лия, снова дают пить и проводят внутрь сада, где часовня и келья, она же приемная, о. иеромонаха Зосимы.

Разговор за чаем с о. Зосимой (напомню, это другой о. Зосима, не тот, что на Елеоне; но святой тот же) затянулся больше чем на час: брат Василий даже ходил меня искать. Если бы у меня был магнитофон, я бы проделал очень поучительный опыт: записал бы на пленку весь наш разговор с сестрой Марией в машине по дороге в Иерихон и дал бы его послушать о. Зосиме (или наоборот -- но только сестра Мария плохо понимает по-русски): обнаружилось бы почти полное совпадение предметов и суждений, словно мы все трое сидели за одним столом. Причем было это совершенно естественно и иначе, казалось, быть не могло -- столь же естественно, как большая копия Елеонской иконы "Взыскание погибших" в комнате у о. Зосимы, той самой иконы, перед которой я стою день за днем во время монастырских служб...

О чем у нас с ними шел разговор? Сказать непросто, потому что весьма о многом. Начну с того, о чем разговор не шел: о недвижимом имуществе, как возник спор по его поводу, какой оборот он принял и кто в этом виноват. Почему? Дело не только в православном мировоззрении участников (если помните, св. Иоанн Шанхайский категорически отказывался называть других виновников церковных раздоров у себя в приходе помимо дьявола -- и, как всегда, его слова дают повод глубоко задуматься), но и в простом здравом смысле: из обсуждения этоих вопросов мы на сегодняшний день пользы не вынесем. Есть расхождение во взглядах, есть и понятие о том, кому и какими путями надлежит это расхождение устранить. "Мы -- монахи, в послушании у церковного начальства", -- напоминает мне о. Зосима. "И прекрасно", -- отвечаю я, -- "В таком же послушании -- и о. Тихон, который раньше жил в этой комнате, и сестра Мария". Без конфликтов и кризисов люди на свете не живут: гарантию от них дает могила (причем лишь в видимом мире), а Православие дает способ их преодоления (в видимом же и в невидимом).

Очень важно, однако, что некоторые из "общих вопросов" оказались гораздо ближе и к сердцу, и к делу.

-- Знаете ли вы, -- спрашивает о. Зосима, -- что американская разведка снабжает главарей чеченских банд и тренирует для них наемников?

-- Мне ли не знать, -- отвечаю, -- нашли чем удивить, отче. Вообще, по моим наблюдениям, серьезно мыслящие американцы, и не только православные, лучше русских видят природу Нового Мирового порядка и меньше на его счет питают иллюзий. У русских еще остались какие-то наивные жалобы к "международному сообществу", которое почему-то скверно обошлось с Сербией, а теперь мешает борьбе с бандитами на Кавказе...

(Позвольте здесь краткое отступление, которое мы сделали с о. Зосимой; оно, впрочем, касается нашей генеральной темы: откуда берется хамсин в головах у людей. В Св. Земле мне пару раз довелось увидеть последние известия по русскому телевидению. В целом впечатление было спокойным -- признаться, я ожидал много худшего, -- но одна фраза привлекла внимание: кто такие "полевые командиры"? Зачем подчинять русский язык Новому Мировому порядку и его политкорректному диктату? Есть банды вооруженных террористов и разбойников; у них есть главари или вожди. На худой конец, лидеры: это придает полезный привкус современности. Или уж тогда дайте пиратам "морских командиров", грабителям -- "городских командиров", а наемным убийцам -- "коммерческих директоров"...)

Враги Православия и России, видимые и невидимые, работают без выходных, атакуя нас на всех фронтах -- от внешней политики государства до состояния души каждого из нас. Какой фронт важнее? заранее не скажешь. Печально, что еще сколько-то сотен осатанелых убийц проникнет в Россию из "дружественных стран" прежде чем стать мишенями для русских пуль и боеприпасов точного наведения: но не такова ли была практика международных отношений испокон веков? И хоть это и не утешение для тех, кого они убьют, искалечат или продадут в рабство, есть и другие, не менее важные участки фронта, о которых мне напомнили мои собеседники.

И в США, и в Западной Европе, иерихонские события вызвали бурю радости в средствах массовой информации. Всем известно, что религиозная жизнь на Западе успешно конкурирует со спортом и политикой в части скандалов. Но "серьезным" СМИ нужны не скандалы сами по себе, а скандалы со смыслом. До недавнего вемени роль поставщика таких скандалов отводилась главным образом римо-католической церкви, дабы опорочить ее традиционное направление, но с ростом популярности римского папы (и с приближением выборов нового) они стали осторожней и аккуратней. И вот, теперь можно оставить в покое папу и растолковать читателям и зрителям обоих полушарий, что такое Православие, какова его связь с недвижимым имуществом, государственной безопасностью, коммунистическим режимом в России и тому подобной назидательной тематикой.

-- Помимо прочего, в Иерихоне мы оказались жертвами бездарности гражданских властей, -- говорит сестра Мария. Беда, однако, в том, что Православие попало под удар не только в Иерихоне, но и повсюду, где "инженеры общественного мнения" распространяют свою отраву. К тому же, некомпетентность палестинской администрации -- ценный инструмент в руках у их компетентных соседей. На недалекое будущее планируются, вероятно, такие заголовки новостей: "Служба безопасности гос-ва Израиль отразила попытку палестинской полиции силой занять территорию православного монастыря. Имеются убитые и раненые..." Или такие: "Кнессет разсматривает законопроект о регулировании имущественных отношений между православными юрисдикциями". А затем -- лиха беда начало -- возьмутся "регулировать" святые места с учетом особых привилегий Ватикана: как-никак, Новому Мировому порядку не обойтись без централизации религиозных культов...

И все же не в этом главная беда. "Аще мир вас ненавидит, ведите, яко Мене прежде вас возненавиде. Аще от мира бысте были, мир убо свое любил бы; якоже от мира несте, но Аз избрах вы от мира, сего ради ненавидит вас мир", -- так что надо быть готовым ко всему, особенно в наше время. Самое же страшное как всегда идет изнутри.

Возьмусь утверждать -- по сведениям знающих людей, по наблюдениям в печати и на Интернете -- что в Зарубежной Церкви подавляющее большинство духовенства и мирян, как по числу, так и по влиятельности, легко найдут общий язык с верующими России. Не сговариваясь, и сестра Мария и о. Зосима сказали даже больше: общего языка искать не надо, он налицо. Налицо, конечно, и кое-что иное, что подчас весьма шумно заявляет о себе, но ничего не поделать: зло в сердцах у людей, как и везде и повсюду, имеет неистребимое свойство всплывать на поверхность (сравн. просторечную пословицу на этот счет). А когда дует хамсин, когда свет истины меркет в пыльной мгле, -- тем более.

Так вот, эта-то самая тусклая пыль, защита и питательная среда всякому упрямству, невежеству и злу, тучами взлетает в воздух от каждого происшествия вроде хевронского или иерихонского. А что может быть нужней и желанней для разрушителей Православия, во что бы они ни облачались и где бы ни находились? Наш раздор -- их победа. Наше примирние -- их поражение, если не на всех фронтах, то на главных. Остановятся ли они перед чем-либо, чтобы добиться своего? Хитрое ли дело -- спор о недвижимости?

О. Зосима с огорчением сказал мне, что по его мнению духовное наследство блаженной памяти митрополита Филарета (+1985) за границей теряется. К счастью, это не так: в последнем номере "Русского Пастыря", самого, вероятно, серьезного издания Зарубежной Церкви, перепечатаны три его программных послания (1969-76) православным Патриархам и епископам, с предисловием приснопамятного иеромонаха Серафима (Роуза) о "царском пути" разсуждения, сдержанности и любви в православной жизни вообще и в церковных нестроениях в частности. На следующий день, когда я хотел снять фотокопии с этих материалов, намереваясь передать их о. Зосиме, кто-то заявил со знанием дела: "Это уже никому не нужно, устарело. Посмотрите, что они сделали в Иерихоне!"

Не перечислить авторитетов Русской Церкви Заграницей из ныне здравствующих архиереев, иереев и мирян, говорящих единым голосом Православия и ведущих свою паству и читателей к исправлению церковной жизни и возстановлению единcтва. Но их противникам сегодня не нужно ни о чем безпокоиться. Словно пресловутый пыльный мешок, "Что они сделали в Иерихоне!" бьет людей по голове, оглушает, ослепляет их, грозит тем, кто дерзнет говорить от имени разума и любви, заставляет их умолкнуть -- а в конце концов и признать безплодность дальнейших усилий.


На обратном пути из Иерихона я оказался в Вифании, где в русской школе на месте встречи Спасителя с Марфой шла подготовка к послезавтрашней службе Лазаревой субботы и приему большой группы паломников: здесь понадобилось выполнить некоторые послушания технического характера... Возвратился на Елеон только к вечеру; покинутые с утра копны грустно меня приветствуют в изжелта-блеклом свете тускнеющего дня. Снова берусь за грабли и вилы. И лишь когда хамсин погасил последние дневные лучи, когда красные головки нетронутых косою маков стали черными, и сквозь безцветную уже муть показались размытые огни на ближних и дальних холмах, я сложил инвентарь и, натыкаясь на узловатые стволы маслин, двинулся наконец к вечерней службе.

В темном храме горели свечи у Царских врат, и силуэт о. Андроника с воздетыми руками четко рисовался на фоне ярко освещеного иконостаса. Его голос, с ударением на притяжательном местоимении, подводит итог прошедшему дню: "Ей, Господи, Царю! Даруй ми зрети моя прегрешения..."

В 1978 г. о. Серафима (Роуза) попросили выступить на Св.-Германовском съезде молодежи с беседой о Православии в Америке. Из русской эмиграции в Америке, столь ничтожной, как мы слышали, перед "армянскими миллиардерами", он выбрал два имени: ученика преп. Нектария Оптинского архиепископа Андрея (Рымаренко) и профессора Ивана Михайловича Андреева (третьим примером был о. Димитрий Дудко). Проф. Андреев известен множеством разнообразных трудов, начиная с книги о Катакомбных святых России, но о. Серафим остановился лишь на одной его краткой заметке. Речь в ней идет о безсмысленном и гнусном преступлении, всколыхнувшем Нью-Йорк: такие события были тогда еще внове. Чем отзывается православная душа на подобную новость из числа "общих вопросов"? Ответ И. М. Андреева -- это по существу молитва преп. Ефрема Сирина: найди вину в себе. Найди, какой частью твоего личного зла ты ответствен за происшедшее. Пойми, что делает тебя рабом князя мира сего и причастником его злодеяний. Покайся: время на исходе.

Заглавие заметки проф. Андреева -- "Плачьте!" Недаром, знать, плакал мой сосед, читая о иерихонских подвигах.


Под конец еще два суждения случайных собеседников. Первое исходит от человека пожилого и солидного, настроенного к тому же весьма благодушно:

-- Уверяю вас, вы излишне драматизируете конфликт в Иерихоне и Хевроне, и вообще все нынешние усилия Московского Синода по консолидации русской церковной недвижимости за границей (или называйе это как угодно). Это часть более общей кртины, часть процесса возсоединения Церкви. Вы когда-нибудь переносили серьезную травму или хирургическую операцию? Заживление ран не бывает безболезненным. Как всегда в подобных случаях, мы видим здесь кое-какие меры давления, административно-политические шаги, не вполне благообразные и непопулярные, но необходимые для соглашения сторон...

-- Нет, почтеннейший, вы ошибаетесь. Вы были бы правы во множестве "подобных случаев", от оптовой торговли апельсинами до военных действий, но здесь случай совершенно иной, и "стороны", соглашения между которыми мы чаем, не могут не знать, что именно идет на пользу Церкви, а что -- во вред. И тех и других обливают грязью весьма часто, громко и обильно, но еще ни разу ни от кого я не слышал обвинений в прямом недостатке умственных спообностей. Если же это и в самом деле было бы так, и кто-то взялся бы заживлять церковные раны теми же средствами, как ликвидируют бандитов в горах Кавказа, то это было бы бедой хуже прежних, от неяже сохрани нас Господь.

А вот и другое -- от женщины неопределенных лет, с нервной усмешкой и в платочке:

-- Надул вас ваш о. Зосима. Обманул как ребенка. А вы-то и уши развесили.

-- В чем же обман? Какие ложные сведения он мне дал? Просветите, прошу вас.

-- Да что вы, в самом деле! Все эти разсуждения о Православии, о Церкви, о России, о чистоте сердца, любви и мире... смешно слушать! Как будто вы не знаете, что честных и верующих людей на таких должностях в Московской Патриархии не держат. Там только такие-сякие-немазанные и т. д. и т. п.

-- Стало быть, ложных сведений у о. Зосимы вы тоже не находите: вы меня успокоили, спасибо. Жаль, конечно, что вам их смешно слушать... А что касается до его личности, праведник он или грешник, и чем именно он согрешил -- ничего по этому поводу сказать не могу. Да и, как говорится, не моей это меры: я ведь и сам грешник не из последних.


"Выдающимся поражением сил добра и справедливости" назвал кто-то иерихонский конфликт. Что ж, мы умеем терпеть; мир наносит нам поражения, но мы знаем, Кто побеждает мир, знаем и нашу собственую боевую задачу. Станет ли иерихонское поражение для нас победой, хотя бы малой, а может быть и великой? Все предпосылки налицо; дело за нами.

Великое, глубокое, безысходое поражение без малого две тысячи лет назад обратилось величайшей, не постижимой уму вечной победой, еяже Светлому Празднику мы ныне предстоим. Причастны ли мы этой победе? Или мы потеряли ее во мгле, закрывшей небо и землю? Жгучий вопрос для каждого из нас.

Великая Среда, 2000 г.
Елеонская гора, Иерусалим


P.S.: Христос воскресе!

В святую ночь на трапезе за игуменским столом мы увидели незнакомого священника. "Кто это? -- Кто-то из Московской патриархии. -- Со всеми нашими скорбями, радостно, что у нас за пасхальным столом священник из Московской патриархии." Все вроде согласились, а я подумал: "Горькая это радость, если таков критерий радости при виде иерея Божия. И не отсюда ли многие наши скорби?..."

На юге светает быстро, особенно весной. За окнами только что была ночь, а в дверях нас встретила заря и хор птиц такой силы и тональности, что многим вспомнилась Пасха в других широтах: березовый сок, подснежники, лес по колено в воде. Потом мать игумения велела отпереть колокольню, и мы долго смотрели с гулкой высоты, как гаснут один за одним фонари, и над темной лентой Моавитских гор, над долиной Иордана и Мертвым морем, сперва розовым отблеском подкрашивая землю, а затем резко освещая верхушки кипарисов, минаретов и церквей на окрестных холмах, из нежной утренней дымки поднимается солнце.

Светлое Христово Воскресение.